"...мы уйдём гордо, со смертью не поспорив,
Оставив на Земле чистую свою историю,
Писанную на листе в горячем бою,
Чтобы ты пришёл, прочёл и написал свою!.."
Оставив на Земле чистую свою историю,
Писанную на листе в горячем бою,
Чтобы ты пришёл, прочёл и написал свою!.."
Завтра наступит 1 мая. На площади городов выйдут демонстранты с флагами. Большинство - с красными. Местами будут мелькать выцветшие триколоры, вынутые на белый свет из пыльных кладовых бюджетных организаций. А я, Стакан, и еще, может быть, Пельш, встретимся в районе полудня в районе "9-го января" и поедем на Хохряковское кладбище. Седьмой год подряд.
Я познакомился с ним сразу. Вот буквально в первый же день. Ну, пусть не в первый. Пусть в первые. Но все равно сразу. На перемене я просто подошел к нему и сказал: "Привет, я - Ваня, давай дружить!", "Привет, а я Андрей. Давай!" Вот так это тогда делалось. В 7 лет. В 1993 году. Давай дружить! - Давай!..
Все школьные годы мы провели вместе. Нет, конечно, у нас вообще был дружный класс. Все, больше или меньше, дружили со всеми. Ну или, как минимум, поддерживали ровные приятельские отношения. Но кто знает, тот поймет. В жизни каждого молодого мужчины первая сигарета выкуривается и первая рюмка выпивается только "со своими". Еще очень многие вещи мы делали впервые и вместе. Ругались, конечно. Как и все. Потом мирились. Потому что были самыми настоящими друзьями. Друзьями, которые знают такие маленькие, но такие важные секретики друг друга. Маленькие, невидимые посторонним, нити, связывающие души. Школа, дворовые "разборки", первые девчонки, музыка, будущее - о чем еще говорят ребята в 13, 14, 15 лет?
Мы поступили в один ВУЗ. Правда, на разные факультеты. У него начались первые серьезные проблемы. Вообще, Андрей никогда не выглядел особенно болезненным ребенком. Во всяком случае, не болезненнее остальных. Но уже в 11 классе что-то словно начало стачивать его изнутри. Поступив на первый курс, он частенько начал пропадать на больничном. Я не придавал этому особенного значения. Он и не рассказывал. Но земля, полняющаяся слухами, начала доносить и до меня, и до остальных, первые тревожные весточки. Андрей отнекивался и говорил что ничего серьезного не происходит. Нам всем хотелось в это верить и мы верили.
На втором курсе, в 2005-ом, я уехал в Голландию. В один из майских дней я решил позвонить ему. Поболтать. Узнать новости. Поделиться своими. Трубку взяла его сестра, Наташа. Я попросил Андрея. Наталья холодным металлическим голосом спросила: "А кто это?". Я ответил, что это я, Ваня. Наталья замолчала и передала трубку матери, с которой мы, естественно, были прекрасно все эти годы знакомы. "Здравствуй, Ваня. А Андрюша сейчас не может подойти к телефону. Он... спит", - дрожащий материнский голос все мне объяснил. Я положил трубку. Через 2,5 месяца ему исполнилось бы 19.
"...однажды время умрёт,
И наши сердца горят,
И за дверью ожидает вечность,
И дико комичны те,
Кто напридумывал себе кучу дел,
И идёт куда-то в этом мире,
А жизнь проходит мимо,
Но оказалось, что мы уже мертвы..."
И наши сердца горят,
И за дверью ожидает вечность,
И дико комичны те,
Кто напридумывал себе кучу дел,
И идёт куда-то в этом мире,
А жизнь проходит мимо,
Но оказалось, что мы уже мертвы..."
На следующий год, в 2006-ом, вернулся из армии Серега. В том году демобилизовались многие из наших, кто ушел в армию сразу после школы. Сергей всегда был здоровым вышибалой и занимался спортом. Служил в морской пехоте в Калининграде. Мы переписывались с ним. Связка конвертов до сих пор лежит в моем письменном столе. Но я уже несколько лет не перечитывал этих писем. Мы успели встретится с ним буквально на 5 минут. Несколько наших парней и девчонок собирались ехать за город. Звали и Серегу. Он не смог составить нам компанию, но подошел просто увидеться. Мы успели перекинуться буквально парой фраз и договорились обязательно встретиться. Через месяц его зарезали. Он погиб 26 июля. 27 июля - это мой день Рождения. Такая вот напоминалочка о бренности всего сущего.
А сущее бренно. Мы все смертны. И, самое обидное, внезапно смертны. Мы все равно все когда-нибудь умрем. И эти несколько абсолютно глупых и бессмысленных смертей, прошедших у меня перед глазами в таком юном, таком чувствительном возрасте, не дают мне покоя. И я сам не хочу чтобы они его мне давали. Слишком дорога в своей хрупкости наша жизнь. Жизнь, которой у других, вот таких вот точно, как ты сам, уже нет. И никогда больше не будет. И можно отпустить вожжи и унестись по этой жизни. Унестись, как тебе покажется, вперед. А на самом деле, просто свалится в самое ее темное и дремучее дно, которое уже и жизнью то не назовешь. А можно крепче взять в свои руки эти вожжи, и натянуть их на себя. И через труд, боль, усталость, злость, долг, идти вперед.
Слишком дорогой оказывается цена того, что обычно то и не ценится. Как не ценится то, что достается даром.
Мне напоминания об этом приходят два раза в год. Два раза в год холодными, застывшими в камне, глазами на меня смотрят два молодых пацана.
"...однажды станет тихо и уже никто не поможет,
Однажды осознаешь: на Земле мы прохожие.
Главное – успеть зажечь свой огонь радостью,
У нас одна минута от юности до старости!.."