«Четыре системы». Фашизм

Русское

Во время большой дискуссии между членами Комитета 25 января Константин krylov Крыловотметил, что государство является национальным при полном соблюдении трёх обязательных условий: сосредоточения в руках национального большинства денег, власти, и его (нац. большинства) культурного доминирования. Несмотря на эфемерность последнего фактора, он не менее важен, чем «связи и бабло». Ведь именно культура — как набор поведенческих установок и их регулятор — задает нюансы отношения к первым двум вещам.

Пикантная деталь современной российской культуры кроется в том, что её авангард — russian contemporary art — по своей сути есть акт принципиально антирусский: от уродливых инсталляций уродливых художников вПермской кунсткамере государственном Пермском музее современного искусства до «перфомансов», раскинувшихся от продуктовых магазинов до центра Москвы.

Инсталляция «Blue Cities» кандидата искусствоведения, члена Союза художников России, «Тани» «Антошиной». Контраст от соседства с репропродукцией монументального полотна «Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года в день столетнего юбилея со дня его учреждения» кисти Ильи Репина, видимо, должен нагнетать «саспенс» и усиливать «мэсседж». Фотография взята с сайта автора.

Как могло получиться, что вместо тысяч талантливых художников, писателей и артистов, у которых «луковки» православных церквей вызывали бы в самом радикальном случае равнодушие — «неинтересно» — творческое поле захватили Они — Другие (в смысле филосовской категории), трепетно собранные со всех поплесневелых периферийных углов губастым ценителем искусства из солнечной Молдавии, назначенным сверху «смотрящим по культурке». Как пиявки в баночке, для которых пресловутые «луковки» — лишь гниющее сырье, к теплой жиже которого так приятно присосаться, набросив на этот рой червей грязную тряпку федеральной целевой программы.

Продолжая этот разговор на языке символов и образов (что будет позволительно, раз уж мы говорим о культуре), текущее положение вещей напоминает Росянку (символично созвучную с «россиянкой»), у которой нет ярких, красивых цветков, которая не несет плодов, у которой есть лишь липкие щупальца, постоянно ищущие чем бы поживиться (символично напоминающие современное российское устройство).

«Российская Федерация и её 666 национально-культурных автономий». Слизь, холст, Россия. Наши дни.

Существующий сегодня антагонизм «творческой интеллигенции» и «простого народа» — чисто советское изобретение. А сегодняшняя РФ — это далеко не Россия, поэтому логично рассматривать происходящее через призму СССР, где профессиональные террористы во власти (буквально) спроецировали своё видение мира с блатными, «малиной» и опущенными на всё население всей страны. С четким разделением между простыми работягами и колхозницами и политической, экономической и силовой элитой — Номенклатурой — вышедшей из евреев, грузин и латышей и перешедшей в «новую историческую общность».

Кислота интернационализма, почти сто лет разъедающая кожу русского человека, приучила его думать об интеллигенции универсальными, общими категориями. Какое представление об «интеллигенте» бытовало в эпоху развитого социализма? Шуганый, тщедушный очкарик, замкнувшийся на своих книжках, «чужой».

Справа — простой мужик «от земли», слева — вшивый интеллигент в очочках.

Достижения людей культуры, науки, искусства нас тоже приучили воспринимать как общее, мировое наследие. А раз общее — то и «не наше». Да, периодическую систему химических элементов составил Менделеев. Но разве свойства атома меняются от того, находится он (атом) в России или в Англии? Вот и получается, что «русской» науки нет — есть «мировая». Вроде бы правильно. «Но есть нюанс».

Интеллигент, создавая продукты интеллектуального труда, уже не просто «зарабатывает» — жене на цветы, детям на мороженое — он разрабатывает комплексы смыслов, формирующие общественный каркасс; вылепляет из хаотической массы народных привычек, суеверий, наклонностей стройные наборы поведенческих установок — создает культуру; программирует культурные коды.

И речь здесь не только о художниках-писателях-режиссерах и других работниках «свободных» профессий, которые с высоты своего морального авторитета (который должен быть реальным, а не медийным, здравствуйте, Ксения Анатольевна и Тинатин Гивиевна) имеют право объясняют «что такое хорошо и что такое плохо» и буквально показывают и рассказывают что думать, что говорить, и что делать. Когда Павел Дуров — создатель самой популярной социальной сети в России и на Украине — набрал достаточный общественный вес, он начал активно декларировать свои либертарианские политические взгляды.

В мире, где homo homini lupus est, а самая устойчивая (до сих пор) система общественной организации — национальное государство — интеллигентом человека делает понимание своей роли и места в общественной иерархии, понимание самого существования этой иерархии, понимание необходимости её существования. Поэтому интеллигент — это всегда «человек на службе». А интеллигенция может быть только национальной, сколько бы и каких паспортов не лежало в кармане.

Украинская национальная интеллигенция

Русская национальная интеллигенция

Более того, без национальной интеллигенции не может быть самой нации. Этносы, кланы, тейпы, даже народ — да, могут существовать, но придать аморфной людской массе субъектность — то есть сорганизовать, объединить и направить — может только массовый национальный think tank.

Продолжая разговор языком символов и образов: «Бесформенная народная масса ощеривается культурными шипами, попав в поле влияние национальной интеллигенции».

В мире ограниченных ресурсов, где солнце светит всем, но мест под солнцем для всех никогда не хватит, власть над умами неизбежно будет захватываться. Вопрос лишь в том — своей ли национальной интеллигенцией, или чужой, а значит — враждебной.

Если человек этого не понимает, или этого не признает, то будь он хоть многократно образован, эрудирован, или начитан, он лишь дурак, полезный в чужих целях. Потому что в мире, где «всеобщее равенство и братство» — лишь ширма для операций по отбору собственности — разговор с «универсальных», «общечеловеческих» позиций — это заговаривание зубов, пока чужая рука тянется к твоему бумажнику. Но что взять с одного человека? Многим ли поживишься? «А вот РОССИЯ. Ого-го <…> Один Норильск чего стоит. А алмазы? А нефть? А многомиллионный рынок? В виде слизняка зверушка с такой пищевой ценностью просуществует секунд 30. С панцирем — 2 минуты. Поэтому у крупных социальных организмов есть специальные приборы для сопротивления реальности: рога, жала, клещи, иглы. Или, говоря языком социологии, у них есть свой правящий класс. Класс этот не пашет, не сеет, а существует в виде всякого рода бесполезных наростов. Знаете, как на гусенице ядовитые волостки. Гусеница горбится, траву жрёт, у себя на спине этих сорняков выращивает. Но конкуренция не дремлет. «Не взяли в лоб, возьмём пропагандой». Появляются книжки с картинками, где объясняется что никаких рогов и клещей государству не надо, что надо эти рога-клещивыломать с корнем <…> Вот РЕАЛЬНАЯ цель ЛЮБОЙ социальной демагогии. «Побрить гусеницу.» ( galkovsky 16. ЗАЧЕМ БРЕЮТ ГУСЕНИЦ).

Так почему же массовой (а нужна именно массовая) русской национальной интеллигенции нет?

Потому что настоящую, естественную русскую элиту убили в 1917 году. Затем, «по нужде», накрепалиискусственную научно-техническую псевдоинтеллигенцию, чтобы кто-то мог разобраться, какой стороной ставить советского рабочего к американскому станку (выменянный на русские золото и зерно), чтобы во время войны точить болванки для снарядов по 16 часов в день. Для того, чтобы рабочий и колхозница могли культурно расти (а иначе пи**ец) разрешили идеологически верное искусство. После Победы все эти квази-антиллектуалыпоставили в один ряд русский национальный пафос, тактически использованный для мобилизации населения, с необходимостью гнить в ватнике на Колыме, и совершенно не оценили весь передовой акционизм Леонида Ильича (см. «Бульдозерная выставка»). В России 90-х единицы профессионалов смогли эмигрировать, но большинство «инженеров» и «культурных работников» — для многих уже не абстрактное «облако предков», а настоящие, живые — «наши матери и наши отцы» — оказались на грани выживания, намертво зашив внутри себя иступляющую ненависть к «проклятой России» — теперь то уже точно, вне всяких сомнений, русской. (Более подробно в материале «Русские против мумий: саркофаг — вокзал — Египет!»)

Но почему же многое из того, что издевательски враждебно России — будь то СССР, или другие явления, события, люди, действия, сознательно или нет несущие откровенно анти-русский характер, со временем неизбежно начинают ассоциироваться с Россией, начинают выглядеть как русское?

Ярчайший пример: воинствующие русофобы сносят главные символы москальской оккупации — памятники «русскому» Ленину.

На протяжении всего тысячелетнего пути Россия пыталась создать вокруг своего исторического ядра защитный территориальный буфер. И словно незаметным остался тот невидимый, неосязаемый, но самый прочный, созданный за это время, щит — буфер культурный. Потрепанный, подточенный, сквозящий, но всё ещё держащий удар. От сложных высокотехнологичных систем культурного доминирования класса «Tolstoy» до портативных комплексов развертывания локальной инфраструктуры типа «Khokhloma». Кто бы не пытался, что бы не пытался сделать с Россией, It is not you doing Russia, but it is Russia doing you. Её размеры, её культура, её колоссальное внутреннее «я» перемалывает и переваривает в себе всё. Пришёл в неё и в ней расстворился.

Автор — Денис Филин, известный также под псевдонимом dizza36 (больше работ художника здесь). Ради интереса можно попробовать количество подложек разных культур культур и эпох, совмещенных в одной работе, которая всё равно считывается как «своя».

Именно поэтому рядовому обывателю остаются непонятны и необходимость десоветизации, и кощунственные (для него) споры о Великой Отечественной войны. Какие могут быть обсуждения, когда вот они — наши — русские, а вот они — враги, немцы. В этой картине мира солдаты, бравшие Берлин в 1945-ом, стоят в одном ряду с казаками в Париже и воинами Дмитрия Донского. Пелевин — рядом с Солженицыным, а тот в одной когорте с Достоевским — «это всё моё, родное, это — Родина моя. Всех люблю на свете я».

Константин Васильев, «Парад на Красной площади 7 ноября 1941 года», 1974 г.

И самые деликатные обсуждения того, что русские в СССР не получили, а потеряли, выглядят в глазах рядового человека не попыткой объяснить, а попыткой обокрасть — забрать то немногое, что ещё осталось.

Обратная сторона колоссальной культурной амортизации России заключается в том, что если какой-то язвевсе-таки удалось проникнуть в русский культурный ген, то эта болезнь будет сидеть там долго. Отсюда растут корни заблуждений типа «антисоветчик — значит русофоб» и «СССР — естественное органичное продолжение Царской России». Выкорчевать этот сорняк сможет только новая мощная экспансия — русская культурная экспансия.

Часто приходится слушать о «поддержке» культуры. Но русской культуре достаточно просто не мешать. «На пике политического кризиса 1993 года Белый Дом защищали военизированные формирования со стилизованными свастиками-„коловратами“ на рукавах. Простые обыватели, собиравшиеся штурмовать Останкино с булыжниками в руках, в интервью журналистам через слово повторяли „Мы, русские“. Спрос на национализм, на „русскость“, был колоссальным. Молодежь валила в патриотические кружки и ультраправые партии тысячами <...>. Из плохоньких динамиков теле- и радиоприемников лился восторженно звонкий голос Вики Цыгановой, отрабатывал спрос на русские романсы Малинин, пел реквием поруганной России Тальков. <...>. В Екатеринбурге ветераны Афганской войны организовывали выпуск комиксов „Велес“, главными героями которого были персонажи славянских былин и эпоса. Мальчишки во дворе, играя „в войну“, делились на не „фашистов“ и „советских“, а на „немцев“ и „русских“. Это было время осмысления и обретения себя. Время поиска своей новой, русской идентичности. Крупицы информации о том времени сегодня можно найти лишь на редких кадрах документальной хроники и в давно пропавшем из ротации фильме-вехе „Брат“, герой которого <...> вместил все представление о себе и своем месте в мире в одну фразу: „Не брат ты мне, гнида черножопая“. Да, это было гипертрофированное выражение себя, которое сегодня уже выглядит нелепо и пользуется успехом лишь у мелких маргиналов, но только таким оно и могло быть после 70-ти летнего забвения.» («Национализм и демократия. Такие разные, и все-таки вместе.»)

Увы, Россия почти не знала тех благословенных «двадцати лет покоя», здесь почти всегда что-то происходило и происходит (но разве не поэтому мы не уезжаем, а остаёмся здесь жить?). И находит свой отклик. Формализованный в визуальных образах, текстах, музыке, театре, в кино. И вот здесь, в холодной тени, отбрасываемой барскими спинами Михалковых и Бондарчуков, зиждется то настоящее и живое, прорастающее наперекор. То, после встречи с которым остается чувство, словно вышел из духоты на свежий воздух. И я говорю не о кокошниках с косоворотками. В том, чтобы прийти на заседание Рады в дорогом пиджаке, надетом поверх вышиванки, нет ничего ни сложного, ни умного. Речь идёт о том, о том, чего раньше не было, но теперь было создано — как продукт осмысления своего, уникального опыта, в чем узнаешь себя, и в чем отчетливо читается печать русского.

Александр sasha_seleznev Селезнев, «П», 2014 г.