«История повторяется дважды. Один раз как трагедия, второй раз как фарс».
Георг Вильгельм Фридрих Гегель
Георг Вильгельм Фридрих Гегель
У цесаревича Алексея Николаевича Романова среди прочих слуг и служанок, живущих с императорской семьей, был еще один «помощник». Простой мужик из народа. Бывший матрос, оставивший службу по здоровью. Возможно, этот человек, как и тысячи других простых людей так бы и растворились в безвестности, не дай История тогда свою трещину. Но произошло то, что произошло.
Николай подписывает отречение и за себя, и за Алексея: «Я все это обдумал и решил отречься. Но отрекаюсь не в пользу своего сына, так как должен уехать из России, раз я оставляю Верховную власть. Покинуть же в России сына, которого я очень люблю, оставить его на полную неизвестность я ни в коем случае не считаю возможным. Вот почему я решил передать престол моему брату, великому Князю Михаилу Александровичу».
Алексей Николаевич, прямой наследник императорского престола, стал просто Алёшей – красивым мальчиком с чистым открытым лицом. Слишком худым для своего возраста, сказывалась гемофилия - «наследство», доставшееся еще от английской королевы Виктории.
Это были дни, когда одна эпоха проваливалась сквозь землю, а на смену ей, вся в кроваво-красном, приходила другая. День сменила ночь. Кто был ничем – стал всем. И теперь не безродный крестьянин был приставлен к мальчику. А уже маленький Алёша мыл ноги ухмыляющейся морде «победившего пролетариата». Потому что именно так, в его, «рабочего класса», представлении выглядела «восстановленная справедливость». На понюхай, королевич ебаный! А потом был Ипатьевский дом в Екатеринбурге и рубленые хлесткие фразы: «Ну-ка встань, сука, нормально! Целиться неудобно!» Произошла трагедия.
Прошел почти век. Того мужика не найти уже и на свалке истории. Но заложенные им не «традиции» даже – бичёвские повадки, живы и процветают. В Кремле сидит верный, так и не сдавший цвета крови партийный билет, преемник тех самых расстрельных команд. На Охотном ряду принимает законы на человека то даже не похожий обезьяноподобный боксер. Мычат на Поклонной бабушки-сталинистки: «За пайку!». Гогочущая барачная братия с зоновскими паханами.
И снова, как и сто лет назад, напротив них мальчики Алёши. Прямые наследники того, что и называется «Россия». Того, что принадлежит им по прямому и неотъемлемому праву. По праву наследства. Красивые образованные молодые люди. С детскими белыми шариками. С большими, чистыми и честными глазами. В которых читается вопрос.
И снова ответ. Ответ пахана: «К параше, чмо!» Не для того чтобы навредить, не убить даже – чтобы унизить. Обоссать. «Жри говно, сука! Интеллигенция ебаная, пасть еще разевает». И серо-желтая, с прорехами, не улыбка даже – лыба. Какая бывает только у вырвавшегося из места у параши урки, который сделал падлу и замер в ожидании. Готовый разлететься липкими брызгами утробного животного гогота над попавшим в подстроенную ловушку «чмошником». Наступил фарс.
Но у сегодняшнего Алёши нет родственников в Англии. И у него больше нет гемофилии. Ему уже разбивали лицо и он видел свою кровь. И он перестал её бояться. Скоро выпущенный в небо белый шарик совсем скроется из вида. Но в душе останется злость. Та острая злость, которая остается только после унижения. Место белой полоски займет полоска из острой стали. Комками застревающая в горле ненависть снимет лишние моральные вопросы. Окоченевшее, в черной рясе с золотыми погонами, тело обнажит очищающая русская весна.
Это будут дни, когда одна, уже отжившая свое, но слишком задержавшаяся эпоха провалиться сквозь землю, а на смену ей, с утренним рассветом, придет другая. День придет на смену ночи. Все вернется на круги своя. Это Россия и здесь каждый, рано или поздно, получает своё.

(Францискус Гейсбрехтс, 2-я пол. XVII в.)
Комментариев нет:
Отправить комментарий